— Почему же никто не усыновил тебя, ты ведь был совсем маленький?
— Не знаю. Но каждый раз, когда появлялась семейная пара и хотела взять меня, повторялась одна и та же история. Сестра Мария любезно приглашала их на чашечку чая, и после разговора с ней они выбирали другого ребенка. Бог знает, что уж она им там говорила… Может быть, что я умственно отсталый или еще с какими-нибудь отклонениями, не знаю. Сестра Мария всегда клялась, что не говорила ничего компрометирующего и что я остаюсь с ними исключительно по воле Божьей. Так или иначе, но со временем монахини перестали показывать меня возможным родителям, и ничто не мешало им всем вместе баловать дорогого им Сида.
— Вот видишь! Ты уже тогда был любимцем женщин!
Сид мягко улыбнулся, и Майкл подумал, что второй раз за вечер видит друга с неожиданной стороны, таким чувствительным.
— Все это потому, что монахини были одиноки, — продолжал Сид, — особенно сестра Мария. Она тосковала и хотела кому-нибудь стать матерью. Кстати, Майкл, помнишь ту семейную пару, которая не могла иметь детей, и ты просил меня быть донором? Давно хочу спросить, получилось ли что-нибудь? Может, у них растет здоровый мальчуган или хорошенькая девочка?
Майкл был ошарашен. После неожиданного отъезда Сида он и мысли не допускал о том, что тот когда-нибудь заинтересуется результатом своего поступка. Восемнадцать месяцев назад Майкл солгал, кто на самом деле ищет подходящего донора спермы. Он не был уверен, что Сиду понравится идея подарить ребенка одинокой женщине, а тем более родной сестре друга. Поэтому и придумал некую бесплодную пару, знакомую ему через третьих лиц, которая якобы не может найти подходящего донора официальным путем.
И вот теперь Майкл сидел молча и ему очень хотелось снова солгать. Он постарался мысленно все взвесить, прежде чем отвечать. С другой стороны, Сид вряд ли когда-нибудь встретит Лору и сына. Нет сомнений, что он скоро снова умчится куда-нибудь. Но рисковать нельзя. Если Сид узнает, что где-то растет его ребенок, ему достаточно будет одной случайной встречи, одного взгляда на сынишку Лоры, чтобы обо всем догадаться. Тогда дружбе конец.
— Э… Мне очень жаль, но ничего не вышло. — Новая ложь звучала вполне естественно. — Знаешь, та женщина была уже не очень молода, так что, может, это и к лучшему.
Сид понимающе кивнул.
— Наверное, ты прав. Было бы грустно думать, что где-то растет мой ребенок, а я никогда не узнаю, какой он.
Перед Майклом тут же возникло прелестное личико сына Лоры. Рони был точной копией Сида: пышные кудрявые волосики, блестящие черные глазки. В девять месяцев он уже прекрасно ползал и, подтягиваясь, залезал на диван и кресла. У него были отцовские длинные ноги и сильное тело.
Конечно, будет очень жаль, что Сид и Рони никогда не увидятся, но здравый смысл советовал держать отца и сына подальше друг от друга. Прежде всего этого требовала Лора. Она хотела жить мыслью о том, что это ребенок Роджера.
Честно говоря, Рони совсем не похож на возлюбленного Лоры. Малыш — вылитый портрет настоящего отца. Достаточно один раз увидеть их вместе, чтобы сразу понять, что к чему, а тогда не миновать большой бури!
Нет, Сид никогда не должен узнать правду, окончательно решил Майкл, нечего переживать и чувствовать себя виноватым. О чем не знаешь, о том и не тужишь. В конце концов, если он так хочет быть отцом, может и сейчас им стать. Ничто не мешает ему жениться.
Майкл взглянул на Сида и спросил себя, а почему, собственно, его красивый и умный друг до сих пор не женат. Что заставляет его вести жизнь холостяка, быть перекати-полем? Может, что-то случилось в прошлом и заставило его раз и навсегда забыть о семейной жизни? Похоже на то, подумал Майкл. В наше время многие страдают от эмоциональных травм.
Однако Сид совсем не выглядел травмированным. Он спокойно потягивал пиво, скрестив перед собой вытянутые ноги, и вид у него был очень довольный.
Тогда Майкл нашел объяснение попроще. Наверное, монашеское воспитание испортило Сида. У него не было настоящей семьи, и он с детства привык заботиться только о себе.
Вполне убедительно. Но и это только предположение.
— Сид?
Сид отставил кружку.
— Да? — ответил он спокойно.
— Как получилось, что ты никогда не женился и не завел детей?
Лицо друга угрожающе окаменело, а может, это только показалось Майклу.
— Почему ты спрашиваешь об этом? — Голос звучал твердо и отчужденно.
— Просто из любопытства. Ты красивый и здоровый мужик. Большинство таких, как ты, рано или поздно женятся.
— Женитьба не для меня, — отрывисто сказал Сид. Потом он улыбнулся и снова стал самим собой. — А кстати, Майкл, я ведь то же самое могу спросить и у тебя. Почему у тебя нет ни жены, ни семьи?
— У меня однажды была жена.
Сид с удивлением уставился на него.
— И что произошло?
Майкл пожал плечами.
— Ничего трагического. Обычный развод, но он отбил у меня охоту жениться. А что касается детей… По правде говоря, у меня не может быть детей.
— О господи! Это ошибка судьбы, Майкл! Ты был бы отличным отцом.
— Ну, это как посмотреть.
Майкл не принадлежал к тем мужчинам, которые легко находят общий язык с детьми. И поэтому, когда Лора сказала ему о своем желании иметь ребенка, он твердо заявил, чтобы она не рассчитывала на него, разве только в самых крайних случаях, И вообще, если она была такой дурой, чтобы стать матерью-одиночкой, то пусть сама и выкручивается.
В ответ Лора ехидно высмеяла саму мысль о возможности использования несуществующих педагогических способностей брата. Самоуверенная девица смотрела на жизнь сквозь розовые очки, и только со временем поняла, как жизнь далека от ее наивных представлений. Сначала были цветочки: послеродовая депрессия и невозможность кормить грудью. Потом к ним прибавилось горькое осознание того, что хорошей матерью не становятся автоматически после рождения ребенка, каким бы желанным и любимым он ни был. А уж необходимость неотлучно находиться с сыном двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю привела ее в полное уныние.